"В каждом из нас есть то, что мы пытаемся не замечать. Не потому, что хочется быть лучше и чище, а потому, что хочется, чтобы этого не видели и остальные..."
Клавдиус Рохус "Размышления о природе человеческой".
 
Далеко за горизонтом занимался рассвет - небо начало светлеть, разделившись на две полоски. С еловых лап всё ещё падали крупные капли воды - лес встряхивался как огромный кудлатый пёс, промокший под недавним дождём. Пахло свежей хвоей и утренней росой, а тишина звенела тонким комариным писком.
Капля упала прямо в трубку и зашипела, оказавшись в раскалённом жерле, наполненном наполовину сгоревшим табаком. Гил-Мор недовольно поморщился. Он встал, растёр правую ногу, которая порядком затекла, подхватил с земли пояс с ножнами и надел его, а потом пошёл на дорогу.
Лошадь пала день тому назад, и назгулу было жаль своей гнедой спутницы, но он понимал, что за всё приходится платить, иногда чужой или своей жизнью. Этот закон, хоть и раздражал, но был, всё-таки, вполне справедлив, тем более, что оспорить его было довольно сложно. Выйдя на дорогу, Гил-Мор обнаружил следы телеги, которая проехала совсем недавно - кто-то торопился проскочить чащу на рассвете, рассчитывая на то, что лихая разбойничья братия, как и все остальные, предпочитает спать в это время. Назгул снова взглянул на небо - солнце уже стояло довольно высоко, он скинул чёрно-белый плащ и, свернув его, повесил на плечо. Он шёл, размышляя о прошлом, анализируя последние события, и совсем не заметил, как впереди показался серый бок фургона. Повозка была крыта плотной толстой парусиной, неподалёку паслась лошадь и сидели у костра двое молодых парней, что-то очень эмоционально обсуждая. Заметив его, они тотчас же перестали кричать и принялись есть что-то из глиняных мисок, избегая смотреть в его сторону.
- Приветствую вас, добрые люди, - назгул подошёл и встал напротив, так, чтобы его хорошо можно было разглядеть.
- Угу...Ум..., - ответил один, торопливо глотая и кивая головой.
Он указал рукой на полено лежащее напротив, приглашая гостя сесть. Второй поднял голову и улыбнулся, ничуть не смущаясь отсутствия нескольких зубов, видимо, выбитых в кабацкой драке. На вид парням было лет по двадцать.
- Йоран, сын Менака. А это мой братец - Борг.
- Странные имена... Ангмарцы? - спросил Гил-Мор, вглядываясь в их лица.
- Да. Переселенцы. Слышали, сударь мой, как там у нас сейчас тяжко? - Йоран оказался более разговорчивым.
Назгул ответил кивком, потом всё же добавил:
- Так, кое-что... Всё больше по чужим рассказам.
- Сказ сказу рознь, сударь... Э-э-э...
- Гил-Мор.
- Стало быть, вот, сударь Гил-Мол, мы оттудова ушли потому как там барон наш великое зверство чинил! А удумал он войско собирать, так-де ему король приказал. А в войско это рекрутёров из сёл и деревень набирать начал - по дюжине с кажной сотни селян!
Назгул удивлённо поднял брови: он не слышал, чтобы Ангмар готовился к войне, но это не означало, что некому барону не взбрело в голову отхватить кусок соседской земли.
- Борг немой... - продолжал болтать Йоран, - Мне приходится объясняться за двоих. Жаль было оставлять родных... Мать плакала, но всё ж нас отпустила. Это лучше, чем то, что господин барон для нас припас... Брат по дурости своей спервоначала-то уж больно обрадовался: думал сейчас рейтаром станет, будет на коне в броне гарцевать... Одно слово: дуралей.
Гил-Мор заметил, как Борг нахмурился и бросил неодобрительный взгляд на брата.
Миски опустели, братья выскребли их ложками и сунули в мешки, после чего залили костёр остатками воды и пошли к фургону.
- Эй, сударь! - обратился Йоран к отставшему назгулу, - Можем подбросить, если по дороге!
- Не откажусь! - Гил-Мор пошёл чуть быстрее и забрался в фургон.
- Вы, господин, с Боргом пока внутри езжайте, а потом мы сменять друг друга будем... Может и Вы не побрезгуете?
- Буду рад помочь! - согласился назгул, прежде чем улёгся на мешки и закрыл глаза. Ему жутко хотелось поспать хоть часок.
Телега, крытая парусиной, задорно прыгала на кочках, встряхивая скарб, лежащий внутри и тех, кто лежал сверху на этом самом скарбе. Ветви придорожных деревьев цеплялись за борта и хлестали по крыше фургона, изредка доносились тихое бормотание Йорана. Гил-Мору снился Бар-Гален, полный народа, пёстрый от цветов и праздничных нарядов. На деревянном табурете сидел рыжий парень, играющий на лютне и поющий обидные частушки про Правителя. Люди смеялись и кидали монетки в холщовый мешок, куда музыкант прятал свой инструмент. Но вдруг из расступившейся толпы появился патруль: двое пёстрых сине-белых стражников и сержант. Один схватил исполнителя памфлетов за шиворот, а другой вырвал из рук лютню, отчего струны резко взвизгнули. Сержант подобрал с земли мешок с деньгами и, деловито свернув, сунул себе за пояс.
- Срежь у него меч! - яростно шепнул один из солдат другому.
- Сам срежь! - ответил другой.
"Но у него нет меча...", - мелькнула сонная мысль в голове Гил-Мора...
Через секунду он уже проснулся: стражник во сне говорил голосом Йорана, а второй голос был ему незнаком. Очевидно, это и был Борг.
Занавеска фургона шевельнулась: Йоран медленно с ножом в зубах полз к назгулу. Гил-Мор резко выпрямил ногу и каблук сапога ударил точно в зубы бандита - тот завыл, метнулся назад, по его подбородку и щекам текла кровь из разрезанного рта. Он шатнулся назад и выпал из повозки. В тот же миг Борг с проклятиями прыгнул на Гил-Мора, подобрав нож своего неудачливого брата. Назгул отшатнулся от взмаха, нацеленного в лицо, и встретил разбойника ударом кулака в подбородок. Он отлетел к стене, ломая спиной плетёный борт фургона, но тут же, встряхнув головой, вскочил и занёс нож для очередного удара, ухватив его обеими руками. На этот раз Гил-Мор тоже успел выхватить кинжал - он перехватил руки Борга левой рукой, а клинок воткнул ему в бок. Борг всхлипнул и бросил нож на пол, зажал рану ладонью, изумлёнными глазами глядя на назгула, он не мог поверить в свою смерть. А она уже смотрела из его глаз, становящихся похожими на две чёрных бездны. Нижняя губа Борга задрожала, он повалился набок, продолжая резко вдыхать воздух, и дёргаясь, стараясь согнуться пополам, желая тем самым избавиться от боли. Гил-Мор пожалел парня - он добил его, вонзив кинжал в глазницу.
Назгул выбрался из повозки, кровь на рукаве кожаного камзола он вытер о парусиновый борт фургона. Нашёл Йорана, сидящего у дерева и зажимавшего обеими руками разрезанные щёки - его лицо было похожим на накрахмаленную простыню. К Йорану он тоже проявил жалость - негоже было оставлять его калекой.
...
Конь повёл мордой, его ноздри затрепетали и раздалось фырканье - ему не нравился запах крови и смерти.
- Что здесь произошло? - просто спросил всадник в чёрном плаще.
- Фургон... В нём был один труп. Ещё один - у обочины. Видимо, разбойники..., - сказал ему Гил-Мор, - Сами видите: мне ни к чему их рухлядь. Я положил обоих тела в тень, потом можно будет похоронить.
- Вы, верно, добрый человек, раз решились остановиться и похоронить их, - с натугой промолвил обладатель чёрного плаща, помогая копать ямы для Йорана и Борга, а потом, когда над обеими могилами уже возвышались порядочные холмики, продолжил свой рассказ:
- Это мои братья... Отец умер, но успел написать мне письмо. Я - Дагор, сын Менака. Пока служил на границе, мой отец заболел, болезнь была неизлечимой и привела его в могилу. Тут-то мои братцы и порешили с наследством разобраться вдвоём, считая, что в казарме мне будет намного лучше. Они продали дом, забрали всё, что скопили покойные родители и ударились в бега. ...вот я их и нашёл.
- Судьба, друг мой. Она не бывает ни правой, ни виноватой, ни злой, ни доброй. Судьба одинакова у всех и состоит из многих полосок, как, например, мой плащ: из чёрных и белых. У кого-то больше чёрных, у кого-то - белых.
Дагор подошёл к фургону и забрался внутрь, немного повозившись, достал шкатулку. В ней оказались монеты, в основном медные.
- Вот. Это Вам, сударь, спасибо за заботу о братьях, хоть они того и не стоили...
- Мой поступок тоже не стоит денег. На моём месте каждый поступил бы точно так же, - улыбнулся Гил-Мор и отправился дальше по дороге, ничуть не сожалея о случившемся.
 
Ярославль. Лето 2005 г.
Июль. Разгар игрового сезона.